И как сказал сам Расул Гамзатов: «Пусть как можно больше людей услышат зов белых журавлей как призыв к миру, гармонии, добрососедству!

Стихотворения, представленные на этой странице, посвящены бессмертному подвигу советского народа в Великой Отечественной войне, который нашел отражение в многонациональной поэзии. Эта поэзия, эти стихи, - это память, душа и боль каждого народа, потерявшего своих сынов и дочерей в той страшной кровавой войне. Это страстные, полные любви к Родине и ненависти к врагам стихи. Это стихи, которые находят глубокий отклик в наших сердцах, в нашей памяти.

В 1968 году стихотворение «Журавли» было напечатано в журнале «Новый мир» и начиналось словами: «Мне кажется порою, что джигиты, с кровавых не пришедшие полей…» и попалось на глаза певцу Марку Бернесу. Прочитав стихотворение «Журавли», возбуждённый Бернес позвонил поэту-переводчику Науму Гребневу и сказал, что хочет сделать песню. По телефону, сразу же, обсудили некоторые изменения в тексте будущей песни, и Гребнев заменил в том числе слово «джигиты» на «солдаты». Это как бы расширило адрес песни, придало ей общенародное звучание. Расул Гамзатов с изменениями согласился, и песня пошла в мир!

Помним. Чтим. Читаем!

Расул Гамзатов.
Перевод с аварского

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних

Летят и подают нам голоса.

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,

Я вижу, как в тумане журавли

Летят своим определенным строем,

Как по полям людьми они брели.

Они летят, свершают путь свой длинный

И выкликают чьи-то имена.

Не потому ли с кличем журавлиным

От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый -

Летит в тумане на исходе дня,

И в том строю есть промежуток малый -

Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей

Я поплыву в такой же сизой мгле,

Из-под небес по-птичьи окликая

Всех вас, кого оставил на земле.                        

Дню минувшему замена

Новый день.

                   Я с ним дружна.

Как зовут меня?

                         «Зарема!»

Кто я?

          «Девочка одна!»

Там, где Каспий непокладист,

Я расту, как все растут.

И меня еще покамест

Люди «маленькой» зовут.

Я мала и, вероятно,

Потому мне непонятно,

Отчего вдруг надо мной

Месяц сделался луной.

На рисунок в книжке глядя,

Не возьму порою в толк:

Это тетя или дядя,

Это телка или волк?

Я у папы как-то раз

Стала спрашивать про это.

Папа думал целый час,

Но не смог мне дать ответа.

Двое мальчиков вчера

Подрались среди двора.

Если вспыхнула вражда —

То услуга за услугу.

И носы они друг другу

Рассадили без труда.

Мигом дворник наш, однако,

Тут их за уши схватил:

«Это что еще за драка!»

И мальчишек помирил.

Даль затянута  туманом,

И луна глядит в окно,

И, хоть мне запрещено,

Я сижу перед экраном,

Про войну смотрю кино.

Вся дрожу я от испуга:

Люди, взрослые вполне,

Не дерутся,

                  а друг друга

Убивают на войне.

Пригляделись к обстановке

И палят без остановки.

Вот бы за уши их взять,

Отобрать у них винтовки,

Пушки тоже отобрать.

Я хочу, чтобы детей

Были взрослые достойны.

Став дружнее, став умней,

Не вели друг с другом войны.

Я хочу, чтоб люди слыли

Добрыми во все года,

Чтобы добрым людям злые

Не мешали никогда.

Руслан Нехай

                 * * *

Когда сыновей провожают в бой — 
От горя матери плачут.
Когда их приводит Победа домой —
От радости матери плачут.

Мой брат в сорок первом покинул наш дом,
А мать,
Что вернется он, верит.
И ночью, услышав шаги за окном:
«Аскэр?» — она вздрогнет
И — к двери.

И этим щемящим вопросом живет.
Ей память — надежда и сила.
Но кто не в пути, — никогда не придет…
И где же ты, брата могила?

Ведь пуля, что во поле брата нашла,
Во всех нас ударила болью!
Она ж вот и матери сердце прожгла,
Ее исковеркала долю –

Темнеет, но солнце с земли не совсем
Уходит. И высшую правду 
Я маме скажу:
Солнце — памятник всем
Героям. И старшему брату.

…Вот так же на землю в неведомый год
Свет солнечный радостно ляжет.
И луч к материнской могиле прильнет.
«Вернулся сыночек!» — мать скажет.    

Перевод с азербайджанского В. Луговского

Я в памяти своей храню доселе
То, что запечатлелось навсегда:
Морозный сумрак, голоса метели
И кровь, подернутую коркой льда.

Шинель седая. Ложе автомата.
И Терека и Дона берега…
Даль. Небеса, обложенные ватой,
И ты идешь на запад, на врага.

Я помню, как среди огня и дыма
Плыла по лицам ненависти тень;
Я помню, как глядели нелюдимо
Развалины сожженных деревень.

Нас пепелища призывали к мести,
Пожарища чернели на пути,
Заколотые с матерями вместе,
Казалось, дети просят: «Отомсти!»

Дивизия, идущая к победам,
Высоко знамя алое держи!
Твои бойцы, которым страх неведом,
Захватывают вражьи блиндажи.

Вы доблести исполнены высокой,
Трепещет враг, едва завидя вас, –
Свое гнездо так охраняет сокол,
Как вы оберегаете Кавказ!

Везде прошли Истории солдаты,
Могучие, везде шагали вы
Сквозь гром войны, невзгоды и утраты,
Пред смертью не склоня головы.

Отважные сыны родной Отчизны,
Вас славят девушки страны моей;
Народа гордость, знаменосцы жизни,
Озарены вы зорями идей.

Вы – как таран, сметающий заслоны,
Вперед стремитесь, недругам грозя;
Вас славит Таганрог освобожденный.
Тот милый дом, где Чехов родился.

В испуге он вопит, фашист отпетый,
Лишь пыль поднимут ваши сапоги.
Гремит знакомый гром!… Я знаю – это
Прославленной дивизии шаги.

Исполненные доблести высокой,
Вы недруга сразили в славный час – 
Свое гнездо так охраняет сокол,
Как вы оберегаете Кавказ!

Ночь. Тучами окутанная ночь. 
Как бешеную бурю превозмочь? 
Гремучий шквал из вражеской страны 
Рокочет на просторах наших нив. 
Встают в ответ моря, возмущены, 
Исполнен гнева буйных рек разлив.

Э-эй, Масис, заоблачная высь! 
Э-эй, земля родимая, держись! 
Готовы ль молнии? Готов ли меч, 
Чтоб ненавистных гибели обречь?

Все ль вы на страже, родины сыны? 
Мы взяться за оружие должны,— 
Затихнет ветер, и заснет вода, 
Но злобный враг не дремлет никогда. 
Вы слышите тяжелый лязг цепей? 
Тиран оковы тяжкие несет 
В наш край лесов, нагорий и степей. 
Он хочет обесчестить наш народ. 
Вступайте в перекличку меж собой! 
Все ль на ногах, и все ль готовы в бой? 
Да опояшет каждый стан броня, 
Да опояшет воля гордый дух, 
Да опояшет поясом огня
Великий гнев наш дружественный круг!
Шуми, шуми зеленой кроной, дуб!
Гремите бурей, зовы вещих труб!
Срывайся, ржанье, с жарких конских губ!
На бранный подвиг, братья, на борьбу!
Решаем сами мы свою судьбу.
За облака взлетай, победный стяг,
К бессмертью, побеждающему смерть!
Да будет уничтожен дерзкий враг,
Да будет усмирен свирепый смерч!
От наших виноградников и рощ
Гоните злоумышленников прочь!
Да будет вечной в солнечном краю
Давилен, житниц мирных тишина.
Свою отчизну отстоим в бою.
Э-эй, к победе, вольная страна!

Ашот Граши

Перевод с армянского

Приснилось мне, что ночью постучались

Ко мне друзья, погибшие в бою,

В полях войны по другу стосковались

И вот явились в комнату мою.

Я отпер дверь. Они вошли и сели,

К груди оружье бережно прижав.

Устало разместились на постели,

Пригнувшись, как, бывало, в блиндажах.

Они заговорили, как живые,

Про битвы, про победы торжество,

Про трудные дороги боевые,

Про подвиг поколенья моего.

По-прежнему, как в годы дружбы тесной,

Прочесть стихи просили в тишине.

И я прочел им траурную песню

О них самих, о павших на войне.

Но горячо меня прервали гости:

«Не пой о смерти, не печалься, друг.

Пускай в земле истлели наши кости,

Пускай трава растет из наших рук,—

Ты жизнь воспой. Она, как дуб зеленый,

Шумит листвой, стремится в вышину.

Мы были веткой, войнами спаленной,

Испепеленной в битве за весну».

Так говорили в комнате поэта

Товарищи мои с душой моей,

Пока не пали лепестки рассвета

На склоны гор и на ковры полей.

Тогда, прижав немые автоматы,

Ушли они, товарищи, солдаты…

Малих Харис

Перевод с башкирского

И опять грохочет канонада,

Снова бой за наш родимый край.

Если упаду, то слез не надо,

Только тихо-тихо вспоминай.

«Он любил Отчизну в блеске алом,

Славою и честью дорожил,

Он погиб, чтобы жизнь не умирала,

Не напрасно голову сложил.     

Арби Мамакаев

Все для войны

Вырастим больше пшеницы,

Чтобы каждое зерно стало пулей для врага.

Добудем больше нефти,

Чтобы сжечь в ее пламени врагов.

На земле многострадальной белорусской

Наш разведчик в руки ворогу попался.

Был захвачен он, когда тропинкой узкой

В партизанские районы пробирался.

Был смуглый, черноглазый, чернобровый,

Он из Грузии ушел в поход суровый.

«Ты, лазутчик, признавайся в час последний!»

Отвечал он: «Из деревни я соседней».

По деревне, по снегам осиротелым

Повели его галдящею гурьбою.

«Если врешь – не миновать тебе расстрела,

Если правда то отпустим, шут с тобою.

Не иначе, лейтенантом был ты прежде,

А теперь в крестьянской прячешься одежде!»

Отвечал он: «Вон вторая хата с края,

Проживает там сестра моя родная».

Тяжела его прощальная дорога,

Конвоиры аж заходятся от злости.

Смотрит женщина растерянно с порога:

Незнакомца к ней ведут лихие гости.

«Узнаешь ли ты, кто этот черноглазый?»

Что ответить, коль не видела ни разу?

Оттолкнула чужеземного солдата:

«Ты не трогай моего родного брата!»

И прильнула вдруг к щеке его колючей

От мучений и от смерти заслонила.

На Полесье помнят люди этот случай,

В лихолетье в 41-м это было.

Ничего о них мне больше не известно,

Но о брате и сестре сложили песню.

Может в Грузии ту песню он услышит

И письмо ей в Белоруссию напишет.         

Два парня –
Беззаботных, молодых –
Беседуют на языке немых;
Так и мелькают руки их вразлет.
Проходит мимо женщина – вздохнет…
А рядом с непокрытой головой 
Стоит старик, печальный и седой,
И с горькой завистью глядит на них –
На этих рассмеявшихся немых…
Да, он с печалью был бы незнаком,
Когда б он мог хоть этим языком
Беседовать с людьми…
                        Ведь он с войны, мой друг,
Пришел немой и без обеих рук… 

Мы знаем, как никто на свете,
Войны отчаянья и мглу,
Все больше старики да дети
Тогда работали в тылу.

Мы жаждали геройских действий,
Хоть сами были с ноготок.
И оставалось наше детство
Среди полей и у дорог.

Мы, не забыв о самом ценном,
Туда спешили, как один,
Где центром тихого райцентра
Являлся хлебный магазин.

Считался хлеб удачей дерзкой,
Слепил, как счастье или свет.
И оставалось наше детство 
У магазинов давних лет.

Теперь найдешь его едва ли,
Коль прежде к сроку не поспел…
А жизнь мы сразу начинали
Со взрослых дум и зрелых дел!

Война окончена!
Пока что проступает
Сквозь марлю кровь последних ран,
А утро мира на границы стран
Уже победно наступает.

Я падаю ничком на майскую траву,
Смеюсь и плачу… Больно и легко мне…
И шепчет мне трава:
«А ты ведь думал, вспомни:
Неужто это день настанет наяву?»
Да, ждали мы его четыре страшных года,
В нем – гордость и страданья нашего народа.
На облака смотрю и грежу вслух.

Средь ароматных разнотравий луга.

Вдруг где-то рядом заорал петух –
Я даже подскочил на месте от испуга.
А вот схвачу тебя за гребень, крикуна!
Но я смеюсь лишь:
– Кукарекай на здоровье! –
Покажется еще родней родная тишина –
Недаром за нее мы заплатили кровью,
За эту тишину, петух, и карауль:
Твой голос все-таки приятней света пулей,
Война окончена!

Пока что проступает
Сквозь марлю кровь последних ран,
А утро мира на границы стран
Уже победно наступает.

 Я вслушиваюсь в мир, дыханье затая,
Вон в ближней рощице застукал клювом дятел
Стучи себе, стучи вовсю, приятель;
Кому не по душе хозяйственность твоя?
Вон звонкие хлопки доносятся оттуда,
Где так нежна,
Ясна небес голубизна;
Там вьются голуби – сверкающее чудо.
И снова, как волна: Окончена война!

Не пожалею жизни, ибо знаю:
Жизнь схожа с водопадом…

Грянет бой —
Паду, быть может, землю обнимая,
Но гордо встречусь с трудною судьбой.

Подруга лира, ты покрылась пылью,
Уже забыл осанку я твою…
На боевом ветру, расправив крылья,
Я, как орел, что бури ждет, стою.       

Когда угаснет солнце за горой,
Мать шьёт халат заботливой рукой.
Такой халат, что каждый был бы рад
Носить его – чудеснейший халат.
Она внесла с любовью в каждый шов
Всё мастерство своё – и он готов.
Гордится мать своим трудом, и вот,
Бумагу, карандаш она берёт:
« Боец – герой, о свет моих очей.
Тебе пишу с хлопковых я полей.
Мой сын был партизан, бесстрашный был,
Он насмерть, богатырь, врагов рубил
Он отдал жизнь за родину, за нас.
Он мне тогда сказал в прощальный час:
«Кто за народ, за честь стоит стеной,
Тот – брат мой кровный, сын любимый твой».
Вот ты теперь идёшь, боец – герой,
За Родину, за наше счастье в бой.
Сил не жалей, сынок, руби с плеча,
Фашистов, извергов огнём встречай…
Отцовский славы солнечный венец –
Ты, будь достойнейшим отцов, боец,
Непобедимым, как они, в борьбе,
И слава будет вечная тебе.
Я шлю тебе халат – подарок мой,
Надень его, в нём хорошо, родной».

Хотел я стать учителем…
Диктант:
«Достаньте, дети,
Перья и чернила!»
Но вдруг – война,
И вот я – лейтенант.
Не я учил,
А жизнь меня учила.

Наука эта
Сердцу дорога,
Ни слова не скажу
Ей в укоризну:
Я научился
Смело бить врага
И научился
Защищать Отчизну!

Муса Джалиль

перевод с татарского

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: "Устал он, отстал он, упал",--

Не верь, дорогая! Слово такое

Не скажут друзья, если верят в меня.

     Кровью со знамени клятва зовет:

     Силу дает мне, движет вперед.

     Так вправе ли я устать и отстать,

Как вправе ли я упасть и не встать?

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: "Изменник он! Родину предал", --

Не верь, дорогая! Слово такое

     Не скажут друзья, если любят меня.

     Я взял автомат и пошел воевать,

     В бой за тебя и за родину-мать.

     Тебе изменить? И отчизне моей?

Да что же останется в жизни моей?

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: "Погиб он. Муса уже мертвый", --

Не верь, дорогая! Слово такое

     Не скажут друзья, если любят тебя.

     Холодное тело засыплет земля,--

     Песнь огневую засыпать нельзя!

Умри, побеждая, и кто тебя мертвым

Посмеет назвать, если был ты борцом!

Письмо солдата с фронта

Н.Галиуллина г.Уфа

Любимая, пишу тебе письмо
В минуты затихания, войны.
Сейчас в землянке тихо и светло
Писать тебе мои слова любви. 

Я так соскучился, ой жёнушка моя,
У сердца бережно платочек твой храню,
Он на груди, в кармане у меня,
Как талисман, я в бой его беру.

Смотрю на фотокарточку твою,
И слёзы тихо катятся из глаз.
Сейчас глаза платочком я протру,
И допишу тебе я свой рассказ.

Ну, как дочурка? как там наш сынок?
Как я хочу обнять своих чертят, 
Добьём врага, а я с войны вернусь
И в школу отведу наших ребят.

Ты погоди, нас командир зовёт,
Вновь пули-дуры свищут надо мной.
Я побежал родная, я вернусь... Я допишу...
Как только завершим мы грозный бой.

Ура! Вперёд! За Родину, за Мать!
За наших жён, детей и матерей!
Ура, Ура! Кричал сильней солдат
И насмерть грудью заслонил друзей.

Лежит письмо, в землянке на столе
От керосинки, отблеск в темноте,
Лежит и ждёт, когда ж придёт солдат,
Чтоб дописать письмо своей семье.

Но через зимы, вёсны, много лет
письмо дошло от молодых ребят,
Что на раскопках памяти войны,
Хоронят заново и с почестью солдат.

Письмо, как память, сохранилось с тех времён
И фотокарточка - жены его, портрет,
А рядом синий, скромненький платок,
Что в песни вспоминаем много лет. 

Из пламени смелого сердца выткали мы тебя,
Лучами родного солнца вышили мы тебя.
Над зыбью родного моря, над твердью родной земли
Высоко в родимом небе багряный твой свет зажгли.

Былинная даль седая и гордая наша новь,
Вы жгучею жаждой мести вошли в нашу плоть и кровь.
Тебя высоко вздымают сильные руки бойцов,
Бесстрашных гвардейцев знамя, гордость стальных полков.

В скорбных очах Украины темные слез следы,
Сгорбившиеся могилы, срубленные сады…
Кровь запеклась густая на черных рубцах дорог,
Суровое пепелище, окровавленный поток.

По пыльной степной дороге старый кобзарь бредет,
Он песню тебе навстречу — навстречу спасению шлет.
Приди, как заря с востока! Зарницей сверкни вдали,
Чтоб стерлись морщины горя навеки с лица земли.

Леса Белоруссии осень окрасила в красный цвет.
Сквозь мглистый туман сочится бледного солнца свет.
Леса затаили злобу, леса накопили гнев,
Врага Беларусь готова испепелить в огне.

В руки берут винтовку эстонец, латыш, литвин,
Казак из донской станицы и Терека гордый сын.
Твой шелковый шум им слышен, огонь твой во взорах их;
Они по-гвардейски бьются за счастье полей родных…

Взвивайся же выше, знамя! Зарей пламеней, восток!
Несите джигитов, кони! Как пламя сверкай, клинок!
Идите в атаку, танки! Соколы, рвитесь ввысь!
Солнце, целуй наше знамя, в верности нам клянись!

Немало друзей посчастливилось мне
На разных дорогах встречать,
В далекой и близкой бывать стороне,
О родине в песнях скучать.

…И часто мне пел мой товарищ, казах,
Про степь, что как песня звенит,
Где беркут кружит и кружит в небесах,
И ветру соперник — джигит.

Другой мой товарищ — высок, кареглаз —
Тот пляской любил удивлять
И между боев свой далекий Кавказ,
Родимый свой край вспоминать:

Над Грузией снежных вершин череда —
Истоки стремительных рек,—
Орлы никогда не летают туда,
Лишь тучи ползут на ночлег…

Про шелест березок рассказывал я,
О далях сторонки родной,
И слушали эти рассказы друзья,
Объяты ночной тишиной.

Я помню: снаряд разорвался вблизи —
До ночи пришлось мне лежать…
Отрыл меня русский? Казах? Иль грузин?
Не смог я тогда распознать.

Но я не забуду, пока не умру, 
Той дружбы солдатской святой
И как после боя латышка в жару
Меня напоила водой.

Гафур Гулям

Перевод с узбекского  Анны Ахматовой
 

Черноморцы спят в палате, 
За окошком ливень замер. 
Тишина. Сестра в халате 
Ходит тихими шагами.

Спят не все. Тому, что с краю, 
Перед вечным сном не спится. 
Он зовет сестру:  «Родная,
Напиши письмо, сестрица! 
Пусть жена в большой заботе 
Будет стойкой в горе каждом. 
Я прошел в морской пехоте 
С боем землю нашу дважды. 
Напиши, как комендоры 
Шли в атаку по долине, 
Как морей родных просторы 
 

Снились мне на Украине, 
Как мы все врага карали 
В Сталинграде нашем грозном, 
Как мы Днепр переплывали 
В ноябре деньком морозным. 
Все я вижу на прибое 
Севастополя зарницы… 
Что же, девушка, с тобою? 
Ты не плачь. Пиши, сестрица, 
Что любовь свою без края 
Отдал я за Украину, 
Что в письме я посылаю
С бескозырки ленту сыну. 
Словно чайки вольной крылья, 
Ленту веял надо мною 
Приднепровья ветер сильный, 
Ветер битвы под Москвою.

А теперь подай мне руку, 
Встану рядом я с тобою: 
С жизнью вечную разлуку 
Черноморец примет стоя!»

 Джек Алтаузен

     Родина смотрела на меня

Я в дом вошел, темнело за окном,

Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло.

Дом был оставлен, пусто было в нем,

Но все о тех, кто жил здесь, говорило.

Валялся пестрый мусор на полу,

Мурлыкал кот на вспоротой подушке,

И разноцветной грудою в углу

Лежали мирно детские игрушки.

Там был верблюд, и выкрашенный слон,

И два утенка с длинными носами,

И дед Мороз — весь запылился он,

И кукла с чуть раскрытыми глазами,

И даже пушка с пробкою в стволе,

Свисток, что воздух оглашает звонко,

А рядом в белой рамке на столе

Стояла фотография ребенка…

Ребенок был с кудряшками, как лен,

Из белой рамки здесь, со мною рядом,

В мое лицо смотрел пытливо он

Своим спокойным ясным взглядом…

А я стоял, молчание храня.

Скрипели ставни жалобно и тонко.

И родина смотрела на меня

Глазами белокурого ребенка.

Зажав сурово автомат в руке,

Упрямым шагом вышел я из дома

Туда, где мост взрывали на реке

И где снаряды ухали знакомо.

Я шел в атаку, твердо шел туда,

Где непрерывно выстрелы звучали,

Чтоб на земле фашисты никогда

С игрушками детей не разлучали.

Яков Ухсай

Перевод с чувашского

П. Железнова.

       Родной язык

У Вислы я брожу иль у Дуная, 
Взбираюсь ли на склон седых Карпат, 
Везде родной язык я вспоминаю, 
Всегда его слова в душе звучат.

А если земляка случайно встречу, 
От радости захватывает дух. 
Ласкают слух слова родимой речи, 
Приятной, мягкой, как лебяжий пух…

В народной песне — грустной иль задорной 
Как славно ты звенишь, родной язык! 
Ты свеж, и чист, и светел, словно горный, 
Вниз по камням струящийся родник…

Но в час, когда встречаемся с врагами, 
Становится иной родная речь; 
Тогда она пылает, точно пламя, 
Звенит, как обнаженный к бою меч.

Чтоб звал язык на подвиг и победу, 
Народ, не раз сражавшийся с врагом, 
Сковал тебя из солнечного света 
И окунул в гремящий в небе гром.

Мы любим мир, но, если нас затронешь, 
Грозны мы, как разгневанный титан… 
Не позабуду битвы за Воронеж 
Я — гвардии советской капитан.